Кругосветное путешествие на фоне Гражданской войны в России
(с сокращениями)

Елена РУМАНОВСКАЯ

Мой отец, Леонид Борисович Кантор, был интересным человеком, и я любила слушать его рассказы о жизни. Вот один из них – о кругосветном путешествии.
В 1918 году, когда началась эта история, никакого кругосветного путешествия, конечно, не планировалось, речь шла всего-навсего о детской “питательной колонии” Союза городов.
В Петрограде голодали, и было решено на лето отправить детей в “хлебные губернии”, как тогда называлось, “подкормиться”. Союз городов назначил цену – 75 рублей с человека (в колонию принимались дети от 7 до 19 лет), и мой отец вместе с двумя младшими братьями – Михаилом и Владимиром – отправился на Урал. Домой они вернулись только через три года, проехав во время Гражданской войны всю Сибирь и Дальний Восток, проплыв через два океана, с остановками в Японии, Сан-Франциско, Нью-Йорке, Бресте (Франция), Киле и Финляндии. Отправились они не одни, вместе с ними было ещё почти 1000 детей и подростков и воспитатели.

Колония, г. Троицк

Колония, г. Троицк

Начало

Итак, путешествие началось 18 мая 1918 г. с Финляндского вокзала в Петрограде, откуда на санитарном поезде № 101 в город Миасс на Урале отправилась первая группа, в которой было около 400 человек
У санитарной платформы стоял длинный и пустой поезд. Он вытянулся белой блестящей полосой. Белые теплушки чередовались с белыми вагонами 4 класса, середину занимал большой с зеркальными стёклами пульмановский вагон, а дальше вагон-лазарет, вагон-кухня и вагон-ледник.
О дороге папа не рассказывал, начиная историю с пребывания в Миассе, куда прибыли через три недели после отъезда из Петрограда. Это был небольшой городок на Южном Урале, недалеко от Челябинска, в живописнейших местах, где в 1920 г. организовали Ильменский заповедник. Сначала жизнь петроградских колонистов была вполне приличной: достаточно еды, великолепная природа, свежий воздух, – правда, поселили их во флигеле больницы, а в другом флигеле, напротив, размещался холерный барак, из которого вывозили гробы, облитые известью. Но папа об этом не вспоминал, мне он рассказывал о привольной летней жизни городских детей, оказавшихся на свободе.
Тем временем сценарий Гражданской войны развивался так, что детская колония оказалась в одном из эпицентров: фронты отрезали путь назад, в Петроград, деньги кончались, зимних вещей с собой никто не брал, рассчитывая вернуться через 3 месяца, к началу учебного года. А осень и зима на Урале суровые, дети и воспитатели мёрзли, связи с Петроградом не было. Тогда решили старших детей распределять по семьям местных жителей, естественно, тех, кто побогаче, чтобы спасти от голода. Но интеллигенции было мало, в основном побогаче жили те, кого советская власть назвала “кулаками” – богатые крестьяне, купцы и т.п., а они не хотели кормить детей даром, заставляли работать. Было тяжело, какие же городские дети знали крестьянскую работу? Папе повезло – в Кургане, куда отправили группу детей, он попал в семью врача, который хорошо к нему относился и кормил наравне со своими детьми, а вот его брат Михаил оказался у купца, заставлявшего 11-летнего мальчика тяжело работать.
Вторая колония не доехала до Петропавловска, а остановилась в пустовавшем санатории “Курьинские минеральные воды”, в посёлке Курьи, в ста километрах к востоку от Екатеринбурга.
Осенью 1918 г. положение детских колоний становилось всё хуже: мёрзли, голодали, не знали, как вернуться в Петроград, во многих местах шли бои.
Чудом через фронты прорвалась к детям в Петропавловск зимой 1918 г. группа из трёх человек, посланная родителями колонистов из Петрограда. В ней были Валерий Альбрехт, Разумов и пастор Саронс от Шведского Красного Креста, они привезли деньги, но зимнюю одежду доставить не смогли.

Сухогруз "Йомей-Мару"

Сухогруз “Йомей-Мару”

Американцы

И тут, в самый опасный момент, появились спасители – представители Американского Красного Креста, из-за участия которых в этой истории, только благодаря им закончившейся благополучно, о ней нельзя было писать долгое время в СССР. Это были инспекторы русской миссии Американского Красного Креста, появившейся в России вместе с американским экспедиционным корпусом в мае 1918 г. Положение петроградских детей было бедственным, и, как справедливо решили американцы, им “намного нужнее душеспасительных бесед, лекций о морали и хорошем поведении – горячая сытная пища, тёплая одежда и надёжная крыша над головой”.
Американский Красный Крест принял детей под своё покровительство, начальником “Сибирской петроградской детской колонии”, как она стала именоваться, был назначен полковник Красного Креста Райли А.Х. Аллен. Итак, в посёлке Тургояк зимой 1918/19 гг. американцы собрали несколько групп колонистов, привезли тёплую одежду, устроили склады, баню, лазарет, наладили учёбу и организовали клуб, в котором были хор, оркестр и драматический кружок. Американцы создали также элемент самоуправления – совет старост.
А на Урале и в Сибири с ноября 1918 г. установилась власть Верховного правителя Российского государства адмирала А.В. Колчака. Из официального документа американской миссии Красного Креста в России: “Весной 1919 г. армии адмирала Колчака постепенно продвигались к Петрограду с Урала, и казалось, что правительство большевиков может пасть, и таким образом детей можно будет вернуть домой в течение лета. Более 500 детей были собраны к этому времени на территории летней фермы у озера Тургояк. Мы надеялись перевезти их оттуда, а также 300 детей, остававшихся в других городах Урала, в Петроград ещё летом. Однако судьба повернулась против Колчака. Его армии понесли сокрушительные поражения, и его фронт развалился. Большевики продвигались к озеру Тургояк. Красный Крест счёл опасным оставлять детей в зоне боёв и решил перевести их на Восток, – сначала в Омск и Томск, затем во Владивосток через всю Сибирь”.
Поезда с детьми шли по Великой Сибирской магистрали (позже она называлась Транссибирской) из Челябинска (садились на станции Миасс, когда в Златоусте уже шли бои) в Омск (где встретились обе колонии – с Урала и из Петропавловска, и поезда стояли на путях неделю), Иркутск, Читу, затем по Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД) от станции Манчжурия через Хайлар, Харбин во Владивосток. Проезжали великие сибирские реки, тайгу, озеро Байкал.
Колонист Н.А. Внуков, с которым я беседовала в 1987 г., сказал, что эшелоны с детьми попали к Колчаку, и верховный правитель отнёсся к ним хорошо, приказал выдать бельё, одежду, продукты, но сделал своими заложниками. Эшелоны колонистов отступали вместе с Колчаком, затем адмирал отправил их на Дальний Восток. Красным партизанам нечем было кормить детей, и они от них отмахнулись, так дети попали к атаману Семёнову, потом к японцам в Манчжурии. Плохо обращался с детьми только атаман Семёнов, он порывался призвать старших мальчиков в армию и даже призвал 16 человек, которые так и сгинули на Дальнем Востоке.
Как бы то ни было, во Владивосток приехали в начале августа 1919 г. Прибыли на станцию Вторая речка, часть старших детей оставили там и поселили в казармах, другую часть колонии на баржах повезли на Русский остров, плыли долго, часа два, на море была качка, и у многих детей началась морская болезнь.
Русский остров, ставший пристанищем колонистов почти на год, находится в бухте Золотой Рог залива Петра Великого Японского моря, к югу от Владивостока, размеры его: в длину – 18 км, в ширину – до 13 км. В 1919 г. на нём находились казармы, церковь, хорошее здание американского госпиталя, футбольное поле, пристань и пост японцев (они с апреля 1918 г. оккупировали Владивосток). Другого жилья на острове не было, зато был прекрасный лес.
Постепенно жизнь устроилась: дети учились со своими преподавателями, учили также английский язык, очень много занимались спортом, особенно плаванием, боксом и спортивным ориентированием. Учителя спорта звали мистер Вудс. Папа рассказывал, что американцы устраивали соревнования по плаванию в бухте Золотой Рог: т.к. вода была холодная, детям прикрепляли на спину термос с какао, трубочка от термоса шла прямо ко рту, рядом плыли лодки с инструкторами. Устраивали соревнования и по футболу и боксу, ходили в походы. Кроме того, просто купались, загорали, собирали ракушки, гуляли. Был также клуб, оркестр, устраивались литературные и костюмированные вечера. Единственное, чего не было, – это связи с домом, и из Владивостока вести в колонию не попадали, дети жили довольно замкнуто. Только один-два раза приезжали из Владивостока скауты.
Американцы решили, что колонистов следует чем-нибудь занять, и пригласили в колонию старшего скаут-мастера А.Г. Новицкого. Идея имела успех – в скаутскую дружину записалось 400 человек, и вскоре на их шеях появились белые галстуки. Но идеи движения удовлетворяли не всех, всё-таки колонисты были детьми “красного Петрограда”, и жестокая Гражданская война разворачивалась на их глазах, а Новицкий, судя по рассказам колонистов, был “белым” или, по крайней мере, сочувствовал им. Итак, “группа верных ребят под руководством В. Цауне 18 мая 1920 г. организует восстание. Заготовлено повстанцами специальное воззвание. Это воззвание распространяется среди других ребят:
«Скауты!
Старые основы скаутизма отжили. Скаутизм в колонии грозит исчезнуть, выливаясь в погоню за знаками отличий, нашивками и т.п. мишурой скаутов монархического и колчаковского строя.
Помня, что истинная цель скаутизма заключается в воспитании самостоятельности будущих граждан свободной России, мы, скауты Второй речки, поднимаем знамя нового скаутизма, в основе которого лежит первый закон: скаут повинуется своей совести.
Да здравствуют красные скауты!
Будьте готовы!
Вторая речка, 18 мая 1920 г.»
Когда читаешь это воззвание, кажется, что пионеры возникли тогда на Второй речке, под Владивостоком, а не в 1922 г. на Пресне в Москве, как считается официально. Правда, нет руководящей роли партии и комсомола – дети оторваны от дома вот уже ровно два года, и ещё одна важная деталь: красные скауты повинуются своей совести, а не “делу великого Ленина”. Валентину Цауне было тогда 16 лет, он был сыном бухгалтера (совсем не пролетарского происхождения), в дружине скаутов являлся патрульным и, как и другие мальчишки в его возрасте, конечно, очень любил тайны и игру в войну, но его решимость привела к “перевороту” – 30 “повстанцев” захватили штаб скаутской дружины и, сняв белое знамя, водрузили красное.
Об этом эпизоде папа тоже мне рассказывал, он был среди тридцати, и его воспоминания напечатаны в пионерских изданиях:
“Я был в отряде Валентина Цауне. Помню “Воззвание”, которое он написал. Помню, как собрал нас, младших мальчиков, и сказал:
– Ясно. Старое скаут-движение для нас не годится. Нужно выдвигать новое – “красных скаутов”, – построенное на самодеятельности. Кто готов вместе со мной начать борьбу?
Большинство сказали: “Готовы”. Было решено с боем захватить штаб белых скаутов, сорвать их флаг и водрузить красный… Всей операцией руководил Валентин. Так всё и произошло. Не помню, что было дальше. Знаю только, что пришлось уйти в подполье, собираться потихоньку. Мы по-прежнему сами себя называли красными скаутами. Знамя, в отличие от белого скаутского, стало синим с красной полосой (наверное, для маскировки). И галстуки синие вместо белых”.
Так что избежать идеологической борьбы в колонии не удалось, но американцы, как ни странно, против красных скаутов не возражали, т.к. “в этой организации самые ценные и живые ребята. Красные скауты организуют вылазки из колонии, походы, беседы…” И создают свою программу, в которой явно слышны отзвуки классовой борьбы: “Мы не знаем, существует ли в Советской России скаутизм, а если такой есть, то какой он. Но мы не можем допустить мысли, чтобы в Советской России существовал старый скаутизм.
Мы берём за основу воспитать в будущих гражданах Советской России любовь к родине и угнетаемым всего мира и ненависть к угнетателям.
Наши законы: совесть, дисциплина, содружество…”

Свои силы колонисты тратили не только на борьбу, но и на учёбу. В газете “Правда” приводится выписка из документов Американского Красного Креста за 1920 г.:
“Они продолжали свои занятия, начатые в Петрограде, и переходили из класса в класс, как в своих петроградских школах. Тяга русского человека сегодняшнего дня к знанию, к посещению школы проявляется в искренних стараниях всей колонии не отстать от процесса обучения, несмотря на хаос, царящий в Сибири, их оторванность от дома, необходимость эвакуации из Западной Сибири в Восточную”.

В это время американская администрация как раз рассматривала возможности отправки детей домой. Были даже приготовлены эшелоны, но и весной-летом 1920 г. везти колонию в Петроград через Дальний Восток, Сибирь, Урал не представлялось возможным. Во многих местах ещё продолжались бои, были разрушены железнодорожные пути, в стране властвовала разруха. И тогда принимается решение везти детей через Атлантический и Тихий океаны в один из портов на Балтике!
Требовалось зафрахтовать океанское судно, но ни одного американского корабля найти не удалось (летом 1920 г. США выводили свой экспедиционный корпус из России), вообще ни одного парохода, за фрахт которого надо было платить в твёрдой валюте. И тут поручение Р.Х. Аллена взялся выполнить Барл Брэмхолл, “завхоз” колонии. Вот эта история в пересказе спецкора “Правды” В. Большакова:
“У меня было на руках тогда 250 тысяч рублей в керенках и царских ассигнациях. Я понимал, что скоро эти деньги обратятся в никому не нужные бумажки, и поэтому выехал в Харбин, где были целые ряды меняльных лавок. Я побаивался, что создам инфляцию на этом чёрном рынке, если выложу сразу все свои деньги. Поэтому мне пришлось заниматься обменом почти месяц и выкидывать на рынок, чтобы не вызвать подозрения, небольшие суммы. Но в конце концов я всё поменял на доллары”.

Проверка спасательных жилетов на "Йомей-Мару"

Проверка спасательных жилетов на “Йомей-Мару”

Сухогруз “Йомей-мару”

На доллары наняли японский сухогруз “Йомей-мару” водоизмещением 10 тысяч тонн, ходивший со скоростью 10 узлов в час (18,5 км/час), с японской командой, во главе с капитаном Кэа Хара. Около месяца заняла переделка судна для путешествия более тысячи человек (около 800 детей и 283). Погрузились на корабль 12 июля и отплыли из Владивостока 13 июля 1920 г., в 4 часа утра.
Р.Х. Ален писал в своем дневнике:” Мы отправляемся с самыми впечатлительными и чувствительными в мире детьми”. Там же было сказано, что самому старшему колонисту было 20 лет, а самому младшему – 3 года 10 месяцев (видимо, это был ребёнок кого-то из сопровождавших колонию взрослых). В дневнике Аллена упоминались и более грустные данные: “Истерия – 1, шизофрения – 2, не исключена попытка самоубийства”. Что же касается национального состава Петроградской колонии, то он был пёстрым: русские, ураинцы, белорусы, евреи, поляки, латыши, эстонцы, два француза, англичанин, швед, иранец и финн. Брэмхолл называл корабль Ноевым ковчегом.
Из дневника Михаила Ивановича Холина: «12 июля 1920 г. Оказалось, что здесь устроено не так уж плохо, как говорили у нас. Кровати в два этажа, и двойные, разделённые доской. Пароход совсем новый, построен в прошлом году. Скоро после нашей погрузки был ужин, который состоял из супа, бульона и чаю, и потом хлеб с маслом, на первый раз хороший. После ужина на носовой палубе играл американский оркестр, а на корме – второреченский”.
15 июля прибыли в Японию в порт Муроран на острове Хоккайдо. Папа рассказывал, как это было интересно и необычно: их повели на экскурсию в школу, где японские школьники показывали концерт, в цирк, где представляли национальные виды борьбы, на улицах все были в сандалях на деревянных колодках, и потому постоянно слышался стук. Колонистам выдали карманные деньги, старшим немного больше, младшим – меньше, папа и его братья сложились и купили фотоаппарат “Кодак”, которым и начали фотографировать. К сожалению, фотоаппарат и многие другие вещи были украдены у мальчиков почти в день приезда в Петроград, когда их выследили до самого дома, а оставшиеся фотографии в большинстве своём пропали во время ленинградской блокады.
16 июля отплыли из Мурорана, взяв курс на Сан-Франциско, путь занял 18 дней. Жизнь на “Йомей-мару” постепенно наладилась, существовал строгий режим: подъём в 5.30, умывание, построение на зарядку вдоль бортов судна, завтрак, занятия, обед, свободное время на кружки, чтение, собрания и прочее, ужин, развлечения, среди которых кинематограф и танцы, отбой в 10.30 вечера.
Занятия проходили, вероятно, в разных группах по-разному, в зависимости от наличия преподавателей по предметам. Занимались музыкой, пением, рисованием, английским языком, математикой, физикой, русским языком и словесностью. На корабле была библиотека с научным и беллетристическим отделами.
Папа рассказывал, что на пароходе они много времени наблюдали за океаном, им давали пояснения, проводились также занятия по размещению в спасательных шлюпках и ложные тревоги.
Продолжались и сборы “красных скаутов”, которые решили перевести название своей организации на русский язык и стали называться юными разведчиками, ребята во многом повторяли строение скаутской организации, но одновременно старались найти новый путь, который ещё будет иметь своё продолжение в Петрограде.
2 августа 1920 г. корабль прибыл в Сан-Франциско, вызвав большой ажиотаж. Дипломатических отношений, как известно, у США с Советской Россией не было до 1933 г., и петроградские дети были первыми своего рода представителями новой жизни. Встреча в Сан-Франциско произвела на папу большое впечатление: он рассказывал, как “Йомей-мару” окружили лодки и катера с репортёрами и фотографами, какая толпа встречала их на причале, как все хотели к ним прикоснуться, дарили сласти и сувениры, задавали множество вопросов, например, ходят ли по улицам Петрограда медведи? Папу удивило в то время, что все американцы жевали резинку – русские дети не были с ней знакомы.
Газеты вышли с заголовком “Красный Крест спас 782 русских ребёнка”, представители “Армии спасения” выдали каждому колонисту по апельсину, жевательной резинке и Евангелию в шёлковом переплёте. Детей поселили в казармах Форт-скот, за ограду не выпускали, т.к. беспокоились за их безопасность. Зато приём был устроен роскошный: в Сити-холл (ратуше) колонию принимал глава города. Папа смеялся, рассказывая, что было очень шумно, и мэр, взяв у трубача из оркестра трубу, дунул в неё, и только тогда наступила тишина, и он смог начать приветственную речь. После речи был концерт и танцы.
На следующий день дети побывали в парке “Золотые ворота”, там они устроили концерт. Американцам не верилось, что дети из “дикой страны” умеют играть на музыкальных инструментах, ставить спектакли, петь, но успех был потрясающим, артистов забрасывали цветами, насыпали целую клумбу подарков.
В Сан-Франциско провели три дня, и “Йомей-мару”, отплыв с 29 причала, взял курс на Нью-Йорк через Панамский канал. Плыли вдоль берегов Америки, пересекли тропик Рака (Северный) и 14 августа прибыли в город Панама, столицу страны Панама и порт у входа в Панамский канал, самую южную точку путешествия. На следующее утро, 15 августа, корабль двинулся по каналу, длина которого составляет 81,6 км. Пароход тянул паровоз, идущий рядом с каналом по узкоколейке. Пока стояли в шлюзах, люди, собравшиеся на берегу, бросали детям на борт журналы, фрукты, шоколад, печенье. Каждый набрал по большому мешку разных сладостей, и кое-кто, конечно, объелся и страдал животом.
Самое захватывающее папино впечатление от канала – это место, где позади внизу на очень большое расстояние был виден Тихий океан, а впереди – Атлантический, и оба сияли на солнце.

На сухогрузе "Йомей-Мару"

На сухогрузе “Йомей-Мару”

Нью-Йорк

Юные разведчики (бывшие “красные скауты”) 15 августа провели заседание штаба по очень серьёзному вопросу – о признании Советов. Да, представьте себе, на японском корабле под американским флагом, посреди океана, несколько десятков подростков решают идеологический вопрос, который многих в эти годы ставил в тупик и разрушал жизнь.
Итак, издаётся: “Приказ № 1  по дружине “Йомей-мару”, Тихий океан.
1. Официально на заседании главного штаба 15 августа 1920 г. признан Русский Совет народных комиссаров, и достояние дружины красных разведчиков, как нравственное, так и материальное, признано достоянием РСФСР.
2. Национальным флагом признан флаг РСФСР – красный, и герб его – серп и молот.
3. Национальным гимном признан гимн РСФСР – “Интернационал”.
Председатель штаба В. Цауне.
Генеральный секретарь Э. Гольдтман.
Члены штаба: Г. Зуев, М. Богданова, Е. Хвостиков, Е. Цауне”.
Выбор был сделан – юные разведчики официально признали себя советскими. Интересно, о каком материальном достоянии, кроме личных вещей, могла идти речь? И ещё важнее, как они понимали своё “нравственное достояние” достоянием РСФСР? То есть свою мораль они считали соответствующей советской морали – вероятно, так. Кстати, прибыв в Нью-Йорк, красные разведчики зарегистрировали себя в советском бюро в США как организацию РСФСР. И опять всё было сделано подростками самостоятельно.
После “приказа № 1” некоторые покинули дружину, и она превратилась в отряд – “девятнадцать человек мальчиков да человек двадцать девочек”, как пишет М. Холин, продолжая: “Я лично рад, что все поступившие в нашу организацию для времяпровождения выписались”.
Вскоре всем колонистам, не только красным разведчикам, пришлось решать практический вопрос, возвращаться ли в Россию: за несколько дней до приезда в Нью-Йорк была получена телеграмма из Вашингтона с сообщением, что колонисты поедут не домой, а во Францию, там, в районе Бордо, уже были приготовлены для детей казармы французских моряков. Их хотели превратить, по словам папы, в “перемещённых лиц”, на что большинство не согласилось, подписав протест (582 подписи). Был также слух, о котором пишет М. Холин, что “всех не чисто русских будут отсылать в те страны, к которым они принадлежат”. Автор дневника беспокоился, не отправят ли его с братьями в Латвию.
Но пока обсуждались эти вопросы и на руководство Красного Креста оказывалось сильное давление, “Йомей-мару” прибыл в Нью-Йорк.
28 августа 1920 г. газета “Русский голос” вышла с лозунгом “Привет вам, дети свободной России!” и на первой странице напечатала: “780 детей прибудут сегодня в нью-йоркский порт”.
Колонистов пришли встретить 3 тысячи бывших русских подданных и журналисты почти всех нью-йоркских газет. Приём был ещё горячее, чем в Сан-Франциско. Одна из газет вышла с заголовком “Настоящие цветы русской юности”. Тем не менее, колонисты опять жили на острове в военных казармах под охраной – американцы очень боялись “коммунистической заразы”.
29 августа на острове устроили “Русский базар”: построили русские избы и колодец, но базара как такового не было, зато приехали “почти все пятнадцать тысяч русских, которые живут в Нью-Йорке”, по словам М. Холина. Многие приехавшие искали знакомых или родственников, к папе и его братьям также подходили американские Канторы, быть может, однофамильцы, быть может, родственники.
Тем временем продолжалась борьба за возвращение в Россию, 400 старших колонистов собрались на митинг и избрали революционный(!) комитет. Комитет составил письмо:
“Протест по поводу отправки колонии во Францию.
Мы, колонисты и колонистки Петроградской детской колонии, заявляем американскому Красному Кресту, что мы во Францию не поедем. Мы не можем поехать во Францию, в государство, благодаря которому население России десятками и сотнями тысяч умирало и умирает от последствий блокады, орудия войны, посылаемые ею в Польшу, уносили и уносят в могилу сотни тысяч русских молодых сил.
Мы не можем жить в стране, где русские солдаты, проливавшие кровь в продолжение нескольких лет на Западном фронте за чуждые русским интересы Франции, были ими расстреляны или отправлены на каторжные работы в Африку. Если американский Красный Крест до сих пор не учитывал того, что среди нас есть вполне сознательный многочисленный элемент, то этим протестом мы, колонисты и колонистки, обращаем внимание американского Красного Креста на это обстоятельство и требуем, чтобы американский Красный Крест изменил своё решение относительно отправки нас во Францию и отправил нас в Петроград”.
Протест колонистов был передан представителю РСФСР в США Л.К. Мартенсу и напечатан в газете “Новое русское слово” 3 сентября 1920 г. Газета на русском языке “Американские известия” за то же число вышла с лозунгом “Не везите детей в Бордо” и с объявлением:
“В субботу, 4 сентября в Мэдисон Сквэр Гарден состоится приём 800 русских детей. Будет роскошный концерт:
Симфонический оркестр Альтшуллера и Русско-украинский хор.
Приветствия русской колонии.
Начало в 1 час дня. Вход бесплатный.
Пропуски можно достать в “Американских известиях”.
В Мэдисон Сквэр Гарден, куда пришло, по данным газет, 15 тысяч человек, детей встретили громом рукоплесканий и криками “ура”. После концерта говорили речи представители русской колонии Нью-Йорка, Мартенс и делегаты колонистов – Владимир Cмольянинов и Юрий Заводчиков. Встреча длилась 3 часа.
Кроме того, было запланировано несколько митингов протеста против отправки детей во Францию. Газета “Русский голос” от 4 сентября 1920 г. сообщала о митинге, устраиваемом Американским женским обществом в Лексингтон Опера Гауз (51 улица и Лексингтон авеню). В статье В.И. Кручина-Богданова цитируется листовка: “Митинг против отсылки американским Красным Крестом детей петроградской колонии во Францию. Состоится в клубе 371, Зиллис авеню, Бронкс, Нью-Йорк. Сегодня, 9 сентября в 9 часов вечера. Пусть приходит как можно больше народу. Выступления ораторов на английском, русском и латышском языках”.
Кроме выступлений на митингах, некоторые члены русской колонии предлагали усыновить или удочерить кого-нибудь из детей. Папа тоже получил такое предложение и отказался. Он рассказывал, что охраняли их не очень строго, и несколько старших мальчиков, и он в том числе, сбежали, чтобы подготовить митинг. Обставлено всё было по правилам: одна группа отвлекала американского солдата-часового, другая помогала перебраться через ограду беглецу, которого с той стороны уже ждал кто-нибудь из русских иммигрантов, постоянно дежуривших около форта. Папин рассказ выглядел примерно так:
“Я перебрался через ограду, меня схватил мужчина, говоривший по-русски, и потащил на катер. Мужчина повёз меня в большой торговый центр, где было всё, что душе угодно. Первым делом он повёл меня в баню, купил мне новое бельё и одежду, потом в парикмахерскую, потом чем-то угощал в кафе и, наконец, отвёз к себе домой. Я так хотел спать, что дома сразу заснул, а проснулся оттого, что мне пытались поднять веки – я слишком долго спал. Вокруг меня собралась вся семья, и меня стали спрашивать: “Мама есть?” – “Да”. – “Это маме”. “А папа есть?” – “Есть”. – “Это папе” и давали подарки”. Американский свитер сохранялся в семье ещё долго, был, кажется, портсигар и что-то ещё, но всё, кроме свитера, было украдено сразу по приезде в Петроград.
С охраной форта произошла и трагическая история: американский солдат случайно (думая, что ружьё не заряжено) застрелил одного из колонистов, лет 15, с которым начал в шутку бороться. Солдат был так потрясён, что хотел сам тут же заколоться штыком, но старшие ребята отобрали у него штык. Солдата отдали под суд, а колонисты подписали письмо, чтобы его не наказывали слишком строго.
Во вторую неделю пребывания в Нью-Йорке ребята не ездили ни на какие экскурсии, и так шум от их присутствия получился большой: о них писали все газеты, колонисты устраивали митинги, Советское правительство посылало телеграммы в США, Мартенс хлопотал – и, наконец, “план Бордо” был отменён. На ставший уже родным “Йомей-мару” дети вернулись 11 сентября, потребовав и получив официальное подтверждение от Красного Креста, что во Францию их не повезут (без таких гарантий старшие колонисты отказывались возвращаться на пароход).

Кругосветное путешествие

Кругосветное путешествие

В Европу

Русская колония Нью-Йорка подарила каждому колонисту новый костюм, бельё и чемодан, а американский Красный Крест снабдил судно не только припасами, но и холодильниками, электровентиляционными установками, кинопроекторами, оборудованием для госпиталя и хлебопекарни.
Но, по словам М. Холина, американцы стали относиться к ним хуже, что проявилось, например, в эпизоде с книгами:
“Книг нам пожертвовали около 400 штук. Жалко, что при погрузке книг на пароход, два ящика были сожжены, в одном был Толстой, а в другом – не знаю, какие книги. Американцы находят, что эти книги нецензурны, и поэтому их нельзя везти с собой. Вообще теперь американцы стали относиться куда хуже, чем прежде. Когда старшие мальчики пошли к Аллену спросить причину того, что сожгли ящики, то он ответил, что не желает с ними разговаривать”.
Не все петроградские воспитатели возвращались в Россию, многие захотели остаться. А “Йомей-мару” направлялся через Атлантику в Европу, держа курс на французский Брест, хотя конечный порт назначения не был определён: Петроград исключался, Рига и Ревель (Таллин) – не принимали, Финляндия находилась с Советской Россией в состоянии войны – намечали Копенгаген.
Во французском порту Бресте простояли три дня, но колонисты решили на берег не сходить, т.к. всё ещё опасались, что их оставят во Франции. Директор же местного отделения американского Красного Креста, посетив колонию, оценил её так: “Нигде в Европе вы не найдёте такой большой группы столь хорошо откормленных и ухоженных молодых людей!” Американцы, получившие в ноябре 1918 г. голодных и раздетых петроградских детей, могли быть довольны. Кроме Аллена и Брэмхолла, это были доктора медицины Калтер, Будс, Делгаде, врачи Дэвидсон и Гугемус, воспитательница Глэдис Герман и другие.
Следующая остановка была в немецком порту Киле, где тоже на берег не сходили, затем – в Гельсингфорсе (Хельсинки), там “Йомей-мару” встал на рейде, но был отправлен дальше, в порт Койвисто (сейчас – Приморск Ленинградской области). В Койвисто прибыли 9 октября.
Тем временем петроградская “Красная газета” начинает сообщать некоторые скудные, неточные и запоздавшие сведения о колонии (впервые после апреля 1920 г.). Представьте только себе, что думали всё это время родители, не получая никаких известий от детей!
Итак, утренний выпуск от 22 сентября 1920 г., страница 3, “Хроника”: “Дети возвращаются из Сибири. Во Владивостоке получено сообщение о возвращении в советскую Россию детских сибирских колоний. Колонии выехали из Владивостока 13 июля текущего года. Дети едут через Сан-Франциско, Панаму, Нью-Йорк. Отсюда их направляют морем в один из балтийских портов, куда они прибудут в начале октября”.
Но история ещё не закончилась: американцы арендовали для колонии пустующий санаторий Халлила на Карельском перешейке (когда-то его построили для Александра Ш, болевшего в детстве туберкулёзом; по одной из статей мирного договора с Финляндией, половина мест в “Халиласской санатории” отводилась для жителей Петрограда, теперь санаторий называется “Сосновый бор”), и здесь колонисты провели ещё 2-3 месяца. Последняя задержка была вызвана тем, что Красный Крест не был уверен, все ли родители живы и нет ли детей, которым некуда возвращаться. Всем детям предложили написать письма домой, затем долго ждали ответа. Папа рассказывал, что тех детей, у которых родители умерли, заочно усыновляли и удочеряли, и ответы пришли всем.
В Халлила колонистов не выпускали за пределы санатория, не знаю, продолжали ли они учиться. Красные разведчики создали инициативную группу для развёртывания своей организации в Петрограде, называть себя они стали РОЮР: Русская организация юных разведчиков, придумали значок, в который “включается эмблема угнетённых – красная пятиконечная звезда с серпом и молотом”.
Виза на въезд в РСФСР была получена в октябре, но первая партия детей отправилась в Петроград только 20 декабря 1920 г., последняя партия пересекла границу 25 января 1921 г. Напомню, по спискам, их было 777 человек. На прощанье американцы снабдили детей одеждой и дали в дорогу булки. Когда вагоны поезда подошли к пограничной станции Белоостров, пришлось пешком переходить границу по наскоро сделанному мостику через реку Сестру. Пограничная линия была проведена посередине реки, с финской стороны стоял представитель американского Красного Креста и финский солдат, с советской – два оборванных красноармейца с винтовками. Они с завистью смотрели на одежду ребят и на булки, которые кто-то грыз, булки им многие дети отдали. На другой стороне стояли теплушки, в них папа, его братья и все остальные прибыли на тот самый Финляндский вокзал, с которого они уезжали почти 3 года назад. Путешествие закончилось, начиналась другая жизнь. Моему отцу ещё не было 16 лет.

Источник: http://colonia.spb.ru/